Бессмертники — цветы вечности - Роберт Паль

— Ну а анархисты эти?

— Эти нас вообще к себе не подпускают.

— А если попробовать? Комитет возражать не будет?

— Попробуй. У них там какой-то святой Павел верховодит. Только будь осторожен: этот народец воспитан на других принципах, наших законов они не чтут.

— Мне бы только добраться до этого святого, уж я бы с ним поговорил!..

Целую неделю боевики Литвинцева нащупывали дорогу к уфимским анархистам. Потом вели долгие изнурительные переговоры о встрече. И вот, наконец, согласие получено: святой Павел, он же Паша Миловзоров, будет ждать Петра на своей явке. Одного и без оружия. Как договорились.

По адресу, полученному от Горелова, Литвинцев быстро нашел явку анархистов, находившуюся в небольшом галантерейном магазинчике, и попросил доложить о себе «господину хозяину».

Господин хозяин оказался маленьким плешивым старичком с седоватой козлиной бородкой и бойко поблескивающими очками.

— Я вас слушаю, сударь.

— Передайте святому Павлу, что земля потрясена, мир разверзся и огонь возмездия в наших сердцах, — с трудом выговорил Петр длинный и вычурный пароль анархистов.

Старичок стрельнул в него своими очками, накрутил бородку на палец и торопливо скрылся в соседней комнате.

Вернулся он нескоро в сопровождении двух молчаливых приказчиков. Один из них недвусмысленно занял место у выхода, а другой устроился за прилавком с таким видом, что Петру стало как-то не по себе.

«Что это они? — сдерживая себя, подумал он. — Ведь была же договоренность: встреча с глазу на глаз, один на один… Или напутали с адресом мои дипломаты? Или сам что-то наврал в этом дурацком пароле»?

— Так я слушаю вас, сударь. Чем изволите интересоваться? — опять подступил к нему хозяин. — Говорите громче, а то уши что-то с утра заложило, в первый раз не понял.

— Передайте святому Павлу, что мир потрясен, земля разверзлась и огонь возмездия в наших сердцах, — почти по слогам пропел Литвинцев старику в ухо. Старичок довольно ухмыльнулся, взял гостя под руку и через соседнюю комнату провел его в мрачноватый, но сухой и вполне пригодный для проживания подвал.

Когда глаза привыкли к темноте, Петр увидел перед собой довольно молодого интеллигентного человека, смотревшего на него с нескрываемым интересом. Это и был вожак уфимских анархистов Миловзоров, более известный по кличкам святой Павел и Павел Черный.

Подавая руку, Миловзоров представился:

— Павел…

Литвинцев крепко стиснул его тонкую длинную кисть. Усмехнулся:

— Святой? — и тоже представился. — Петр.

— Святой Павел и святой Петр? — засмеялся Миловзоров. — В этом есть что-то символическое. Не находите?

— Не нахожу, — серьезно ответил Петр, — потому что и сам грешен, и в других святости не вижу. А вы?

— Тоже грешен, друг мой, но грех мой свят… Проходите, я искренне рад видеть вас у себя.

Они прошли к столу, должно быть, специально накрытому к этому случаю.

— Садитесь, Петр. В наших краях не принято сразу заводить разговор о деле, тем более с гостем.

Усаживаясь напротив, Литвинцев заметил:

— Я уже слышал об этом. Хороший обычай. Но расспрашивать меня о дороге и родичах не стоит: у нас, как и у вас, отвечать на такие вопросы не принято.

— Гостю позволительно и спрашивать. Но при этом он сам должен ограничивать свое любопытство.

— Я не любопытен, вернее, почти… — доверительно сообщил Петр, беря со стола бутылку какого-то заморского напитка. Повертел перед глазами, пощелкал языком, поставил. Взял другую, полюбовался и поставил тоже. — Хорошо живете. Нам, нелегалам, такая жратва и во сне не снится. А в общем-то, когда живешь на копейки из партийной кассы, привыкаешь к минимуму. А больше этого минимума ничего, оказывается, и не нужно.

Миловзоров недоверчиво изогнул брови.

— Это вы-то — на копейки? После того, как треть миллиона положили себе в карман?

— Не себе, Павел, не себе. Мы, большевики, умеем отличать свое от общего, принадлежащего партии. А вот о вас этого не скажешь. На какие деньги едите-пьете, господа? Не на те ли, что похитили в аптечной кассе Янчевского? Или в кассах бань Лаптева и Катенева? Или в вагонах третьего класса, из кошельков простого трудового народа?

Литвинцев не любил дипломатию, да и не те это были люди, чтобы гнуть перед ними спину, поэтому решил дальше не церемониться.

— Против кого деретесь, господа анархисты? Против народа? Кому палки в колесо ставите? Нам? Ради чего? Не пора ли выяснить позиции и от отдельных глупых драчек переходить ко всеобщему наступлению революции против тирании Николая?

Миловзоров, конечно, знал, с кем у него будет встреча, но такой бурной атаки, по-видимому, все-таки не ожидал.

— По-моему, слишком много вопросов, — кривя рот после внушительной рюмки рома, проговорил он. — Я же предупреждал, что гостю нужно сдерживать свое любопытство. Неужели не предупреждал, Петр?

Это глупое, банальное паясничанье вконец вывело Петра из себя. Забыв обо всякой дипломатии, он вскочил и, роняя на столе бутылки, потянулся к Миловзорову. Тот испуганно отпрянул назад, но помешала спинка стула, и Литвинцев успел-таки схватить его за лацканы пиджака.

— Кончай валять дурака, Миловзоров! Не для того я тебя добивался, чтобы занимать друг друга словоблудием и жрать твой заморский ром. Мне без шутовства, всерьез с тобой поговорить надо. Как с революционером, как с человеком, черт бы тебя побрал! Вот и давай толковать, раз сошлись!

За дверью по лестнице прогромыхали пудовые сапоги, дверь распахнулась, и в помещение едва не влетели уже знакомые Петру «приказчики». Петр машинально сунул руку в карман, готовый ко всему. Глаза его на секунду встретились с глазами Миловзорова, тот не выдержал этого взгляда и, чтобы не выказать своей растерянности, накричал на незваных гостей:

— Чего явились? Кто приглашал? А ну полный кругом, и чтоб ноги вашей тут не было!

Когда дверь за ними закрылась, пожаловался:

— Не дают спокойно поговорить, олухи. Ты уж извини, Петр, что так глупо все началось. Давай начнем сначала. Сядем вот сюда, на диванчик и потолкуем… Кстати, папиросы у тебя есть? А то у меня от этих гадких сигар уже все внутренности в саже.

— Вот это мужской разговор! — искренне обрадовался Петр. — Терпеть не могу сиропную, никому не нужную болтовню… А папиросы найдутся, как же. Кури, браток, проветривайся русским дымком, полегчает.

Они не спеша размяли папиросы, прикурили от одной спички и сладко затянулись.

— Так чего ты хотел, Петр? — уже спокойно и запросто спросил Миловзоров. — Если стыдить пришел, то поверь: я и сам стыдить себя умею.

— Не в стыде дело, а в совести и в понимании… стратегии.

— Тебе хорошо говорить о стратегии, когда за тобой такая сила. А что под силу нам? Пивные лавки и бани — это, конечно, не очень здорово, но что-то ведь делать надо!

— Не надо, Павел! Вот этого-то как раз и не надо! — опять загорелся Петр. — Своими безответственными хулиганскими наскоками вы только отталкиваете людей от революции. Да и много ли дают вам такие экспроприации?

— Мелочь, — вздохнул Миловзоров. — Оттого еще обиднее.

— А настоящего дела хочешь?

— Банк? Еще один поезд? — оторопел Миловзоров. — Нет, брат, нам такое не по плечу.

— Почему только вам? Давайте вместе! Уверяю: все получится как надо!

Тот даже о папиросе забыл.

— Ты что, святая душа, в большевики меня агитировать пришел?

— Зачем это мне? Я знаю о твоих убеждениях, не разделяю их, но и не требую никаких отречений. Ты принадлежишь своей партии, я — своей, но враг-то у нас — один!

— Что же ты предлагаешь? Слить боевые организации, несмотря на партийные различия?

— Партийные различия, партийные различия!.. С ними мы разберемся потом, а сейчас действовать надо сообща, не дробя сил революции!

— А социалисты-революционеры? Как смотрят на эти вопросы они?

— Советуются со своим руководством, от прямого ответа уходят.

Миловзоров задумался.

— То же самое, пожалуй, отвечу тебе и я. Надо посоветоваться.

— И… уйти от прямого ответа?

Долго убеждал он Миловзорова, долго доказывал то, чего и доказывать-то не было нужды, — бесполезно.

— Боишься? — прямо спросил Петр. — Ну да, у нас из таких бутылок не попьешь, это точно. Но неужели этот сытый подвал тебе дороже победы?

Миловзоров курил и молчал.

— Ну хотя бы взаимодействовать в-повседневных делах мы с вами можем? — не отступал Петр. — Пусть никакой общей организации не будет — ладно. Но если кто-то один из нас богат, скажем, взрывчаткой, а другой патронами или ценными данными разведки, почему бы нам не поделиться, почему не помочь друг другу? Вот тебе, Павел, что сейчас нужно прежде всего?

— Пулемет, — не задумываясь, бросил тот.

— Чтобы на аптеки войной ходить? — рассмеялся Литвинцев. — Хороши, братишки!